«В XX веке мы наблюдали ужасы двух мировых войн, зверства Сталина, Гитлера, Мао, Пол Пота, события в Руанде и другие проявления геноцида. В XXI столетии мы стали свидетелями продолжающегося геноцида в Дарфуре (Западный Судан) и войны в Ираке. У многих это создает ощущение, что современность принесла нам страшное насилие. И что мы сильно отдалились от той гармонии, в которой жили первобытные люди. Вот выдержка из статьи 2005 года во влиятельной газете Boston Globe: «Жизнь индейцев была трудной, но у них не было проблемы безработицы, гармония в обществе была неколебимой, наркомания была им незнакома, преступности почти не существовало. Войны между племенами были в большей степени ритуальными и редко приводили к массовым убийствам». Вы все знакомы с такими умилительными теориями. Но я представлю доказательства того, что данное понимание ситуации неверно. В реальности наши предки были гораздо более склонны к насилию, чем мы. Уровень насилия снижался в течение длительных периодов времени. И сегодня, вероятно, мы живем в самое мирное время за всю историю человечества.
Снижение уровня насилия – это фрактальный феномен. Его можно наблюдать в течение тысячелетий, веков, десятилетий и нескольких лет. Давайте совершим путешествие через несколько порядков временной шкалы – начиная от масштаба тысячелетий и заканчивая годами. 10 000 лет назад и ранее все люди жили как охотники-собиратели без постоянных поселений и правительств. Этот период обычно считается эпохой изначальной гармонии. Однако археолог Лоуренс Кили (Lawrence Keeley), изучая уровни боевых потерь среди современных охотников – собирателей (это лучший источник информации о таком уровне жизни), пришел к другому выводу. Он подсчитал, что процент смертей мужчин на войне в разных племенах охотников и собирателей варьирует от 60% до 15%. В то время как процент всех насильственных смертей в США и Европе в XX веке, включая потери в обеих мировых войнах, составляет чуть больше 1%. Если бы уровень смертности племенных войн имел место в XX веке, то погибло бы не 100 миллионов человек, а 2 миллиарда.
Если мы обратимся к эпохе Средневековья, то заметим, что социально санкционированные формы насилия сократились с тех пор весьма заметно. Например, расчленение и пытки тогда были обычными формами наказания за преступления. За то нарушение, за которое сегодня вам выпишут штраф, в те времена вам вырезали бы язык, отрезали уши, ослепили, отрубили бы руку и так далее. Смертная казнь была наказанием за многочисленные ненасильственные преступления: критику в адрес короля, кражу куска хлеба. Подробная статистика убийств в европейских средневековых деревнях, городах и графствах, такова: примерно 100 смертей на 100 000 населения в год, в то время как сегодня уровень умышленных убийств в большинстве стран Европы не превышает трех на 100 000 человек.
Почему же современное насилие кажется нам столь масштабным? Я думаю, на это имеется много причин. Одна из них – это лучшие средства оповещения: Associated Press – лучший летописец войн, нежели монахи XVI века. Имеет место когнитивная иллюзия: чем проще вспомнить конкретные примеры чего-либо, тем выше вероятность того, что вы будете убеждены в этом. События, о которых мы читаем в газетах с шокирующими фотографиями, откладываются в памяти лучше, чем сообщения о смерти большего числа людей от старости в собственных постелях.
Кроме того, ограничению насилия сопутствовало устранение психологических установок, связанных с восхвалением насилия. Сегодня мы тревожимся – и справедливо, – когда нескольких убийц казнят с помощью смертельной инъекции в Техасе после 15-летнего аппеляционного процесса. Мы не учитываем, что пару сотен лет назад они могли бы быть сожжены у столба за критику в адрес короля после суда, длящегося 10 минут. А происходило подобное регулярно. Сегодня мы смотрим на смертную казнь как на свидетельство того, сколь низким может быть наше поведение, а не того, сколь высоко поднялись наши гуманистические стандарты.
Почему уровень насилия снижается? На самом деле никто этого не знает, но я могу назвать четыре объяснения, каждое из которых, по-моему, содержит долю правды.
Централизация . Томас Гоббс был прав, утверждая, что в догосударственный период жизнь была «одинокой, бедной, грязной, жестокой и короткой». Не потому, утверждал он, что люди имеют врожденную жажду крови или агрессивные инстинкты, а из-за самой логики анархии. В состоянии анархии имеется постоянное искушение напасть на соседа упреждающе, прежде чем он нападет на тебя. Один из способов решить эту проблему – сдерживание: вы не наносите удар первым, но публично заявляете, что будете беспощадно мстить, если на вашу территорию вторгнутся. Это значит, что вы должны мстить за все выпады, что приведёт к новым виткам кровавой вендетты. Решение Гоббса, «Левиафан», состоит в том, чтобы доверить право легитимного использования насилия отдельному демократически выбранному агентству – «левиафану», – тогда это уменьшит искушение атаковать, поскольку любая агрессия будет наказываться, что сведет ее эффективность к нулю. И действительно, период сокращения уровня убийств в Европе совпал с усилением централизованных государств. Это - аргумент в пользу теории «левиафана».
Ценность жизни. Второе объяснение состоит в том, что в древности, когда страдания и ранняя смерть были обычными в жизни человека, люди редко раскаивались, принося страдания и смерть другим. Когда технологии и экономическая эффективность сделали жизнь дольше и приятнее, возросла ценность человеческой жизни в целом . Таков аргумент политолога Джеймса Пейна.
Выгода . Третье объяснение разработано журналистом Робертом Райтом. Райт показывает, что при некоторых обстоятельствах кооперация, в том числе ненасилие, может принести пользу обеим взаимодействующим сторонам , например, прибыль в торговле, когда обе стороны обмениваются излишками и оказываются в выигрыше, или когда обе стороны складывают оружие, экономят на военных расходах и не вынуждены больше постоянно воевать. В результате другие люди больше ценятся, когда они живы, а не мертвы, и насилие сокращается по эгоистическим причинам.
Эмпатия . Философ Питер Сингер считает, что эволюция наделила людей чувством эмпатии: способностью относится к интересам других людей как к сравнимым с собственными. В ходе истории круг друзей и родных, к которым человек был готов проявить эмпатию, расширялся – до деревни, клана, нации, других рас, другого пола и, согласно аргументам Сингера, круг должен расшириться до других чувствующих животных. Вопрос в том, что стоит за этой экспансией?
Возможно, расширяющиеся круги сотрудничества, о которых говорит Роберт Райт. Логика золотого правила: чем больше ты думаешь о других и взаимодействуешь с другими людьми, тем больше осознаешь, что бессмысленно ставить свои интересы превыше чужих, по крайней мере, если ты хочешь, чтобы к тебе прислушались. Ты не можешь сказать что «мои интересы особенные, более ценные, чем твои». Причиной может служить космополитизм: история, журналистика, память, литература, путешествия, грамотность – все, что позволяет нам представить себя на месте других людей, к которым мы, возможно, относились как к «недочеловекам», а также осознать случайную природу нашего собственного положения, что «очень может случиться, что так судьба распорядится тобою или мною».
Чем бы оно ни было вызвано, сокращение насилия имеет глубокие последствия. Оно должно вызывать не только вопросы «Почему идет война?», но и «Почему наступил мир?». Не только «Что мы делаем не так?», но и «Что мы сделали правильно?». Потому что что-то мы сделали правильно, и несомненно, хорошо было бы понять, что именно.
Стивен Пинкер (Steven Pinker), американский когнитивный психолог, профессор Гарвардского университета, автор нескольких книг, в том числе – «The Better Angels of Our Nature. The Decline of Violence in History and Its Causes» («Добрые ангелы нашей природы. Уменьшение насилия в истории и его причины» (Penguin Books, 2011). Слушайте лекцию Стивена Пинкера «The surprising decline in violence» на сайте ted.com.
Лучшие ангелы нашей природы . Какая замечательная фраза! Он появляется в последнем абзаце первого инаугурационного адреса Авраама Линкольна в 1861 году. Когда я впервые написал об этом и использовал слова в качестве главы в моей книге Caveman Logic (2009), я очень гордился собой за то, что воскресил драматическую фразу от полутора столетия пренебрежения. Мое самопожертвование длилось недолго. В 2011 году Стивен Пинкер назвал его самой продаваемой книгой о снижении насилия в современном мире. Из-за этого «совместного открытия» я спешу добавить, что в настоящей статье речь идет не о книге Пинкера, а о насилии, как таковой. Я говорю это, чтобы предупредить читателей, которые, возможно, были привлечены к критике работы Пинкера или расширению его темы.
До книги Пинкера, когда «Лучше Ангелы нашей Природы» использовались, она часто появлялась как часть проповеди или адреса начала. Я понимаю, почему. Фраза имеет поэтический и глубоко вдохновляющий звук. Это обычно появляется в предложении вместе со словами «призыв к». Особым людям или особым обстоятельствам считаются призывы к «лучшим ангелам нашей природы».
Я всегда понимал, что фраза означает, что при определенных условиях мы должны идти дальше того, что приходит легко или естественно. Будь то в мышлении или действии, мы должны углубиться в себя и думать или действовать таким образом, который каким-то образом более развит или просвещен. По определению это будет нелегко. Для некоторых это не придет вообще.
Фраза «лучшие ангелы» предполагает, что не все ангелы, которые вдохновляют нас, создаются равными. Это странная мысль. Я рос, полагая, что «ангелы – ангелы». Но, по-видимому, Линкольн считал иначе. Некоторые из этих альтернативных ангелов могут быть «хуже», даже если их повестка дня проистекает из хорошо пройденного пути, который приходит более естественно.
Эволюционная психология (см., Например, книгу Сьюзен Блэкмора « Машина Мем» или книга Паскаля Бойера « Религия» ) учит нас, что не все идеи или культурные вещи созданы равными. Некоторые из них без труда подходят к тому, как работают наши умы; другие берут много социальных изменений или индивидуально сосредоточенного внимания (обычно именуемых « » в наши дни) сопротивляться. Не ввязываться в пр ику, что мы видим вокруг нас, безусловно, потребует больше работы и может не получить много на пути социальной поддержки. Помните, что эти мемы и культурные образцы существуют по какой-то причине. Вы не можете просто пожелать их. Но, несмотря на трудности и отсутствие консенсуса, часть, не относящаяся к Caveman, каким-то образом узнает, что этот путь лучше, чем мы можем гордиться. Некоторые могут описать это как более высокое или чистое. Некоторые из нас будут рассматривать такие изменения в отношении или поведении как «прогресс». И точно так же, вероятно, некоторые из нас будут сопротивляться изменениям. Многие из нас в конфликте о том, хорошо ли изменение, будут смотреть на то, что делают другие. Социальные нормы могут быть мощной силой.
Нигде не было предложено, чтобы мы все время призывали «лучших ангелов нашей природы». Это, безусловно, требует некоторого давления. Но это заостряет внимание на этих особых ситуациях: мы должны призвать этих лучших ангелов и сплотить эту дополнительную энергию, когда это действительно имеет значение. По крайней мере, мы знаем, что это доступный вариант, и это немаловажно. Мы знаем, что иногда действительно можно отказаться от этих настроек по умолчанию или ярлыков, с помощью которых Natural Selection пропитал наши умы. На языке когнитивной психологии иногда приходится использовать алгоритм и забыть эвристику. Выбрать доброту по подлости. Не быть хулиганом, хотя мы чувствуем себя сердитым или хотим получить конкретный результат, который легко может привести к м. Думать о том, что мы видим или делаем, и вторгаться в те «меньшие ангелы», которые пытаются пробиться в наше сознание, как какой-то бессмысленный грубый. Несмотря на то, что один и тот же грубый человек может делать свою работу над умами наших друзей и семьи, мы можем противостоять социальному давлению и рассматривать лучших ангелов нашей природы. Выполняя то, что приходит естественным путем, обнаруживая различия между «моим племенем» и вашим, достигая оружия: это настройки плейстоцена по умолчанию. Они не наши лучшие ангелы. Это то, что «Естественный отбор», этот беспощадный эксперт в области эффективности, поделился своими мыслями. То, что имело смысл четверть миллиона лет назад, может быть ужасно устаревшим сегодня, как бы «естественным» оно себя не чувствовало.
Естественный отбор приобрел наш вид в эпоху плейстоцена и загнал наших предков в ногу и крике в XXI веке. Теперь вам может понадобиться время взять вас в руки. Неизвестно, сколько тысячелетий потребуется, если вообще когда-либо, очистить привлекательность этой проводной схемы. Было бы легче смотреть в мир без этого плейстоценового багажа, грохочущего в наших головах (это точно точка Caveman Logic ), но такого рода изменения вряд ли будут в обозримом будущем. Альтернативой является то, что мы признаем беспорядок в наших головах и стремимся выражать этих «лучших ангелов» в любом случае. Как говорят клиницисты, «Не верьте всему, что вы думаете». Все в порядке, чтобы признать настройки плейстоцена по умолчанию в наших умах, но не отказываться от контроля над ними – и тем, кто окружает нас, которые вторгаются в эти самые низкие тенденции.
Ирония заключается в том, что идея «Лучших ангелов нашей природы» была выражена президентом США и в то время, когда страна была в смятении. Вы думаете, что теперь мы разделились? Линкольн был президентом во время гражданской войны: Север против Юга, брат против брата, черный против белых, сосед против соседа. Мы убивали друг друга тогда, около 150 лет назад, на полях сражений, на которых сегодня есть исторические маркеры. Но мы снова разделились. Вопросы, которые нас разделяют, возможно, со временем изменились, но мы снова чувствуем себя как две нации: тогда это был Синий против Грея; сегодня это красные государства против голубых государств. Только на этот раз мы избрали президента, который использует, а не пытается исцелить эти подразделения. К сожалению, большая часть этого потакания кажется хорошим, даже естественным. Как мы сопротивляемся? Как мы справляемся, когда характер президента, а также его поведение часто являются образцом для «худших ангелов нашей природы?» И не ошибитесь: у всех нас есть «худшие ангелы» внутри нас. То, что нам, безусловно, не нужно, – это образец для подражания – средство, если хотите, – подглядывать за этими самыми низкими качествами в себе.
Ролевые модели, особенно те, кто обладает авторитетом, как и президенты, являются влиятельными фигурами. Насколько мы были бы лучше, если бы подлость духа и мстительности, которая лежала во всех нас, не получила лицензии на выход? Десятилетия исследований социальной психологии (см. Aiello et al., 2001; Zajonc, 1965) продемонстрировали силу социального содействия . Пусть те из нас, кого выбрали (или избрали), чтобы возглавить, использовали этот дар на благо наших собратьев и меньше беспокоились о нашем племени.
* * Версия этой статьи с несколько иным контентом появилась в моей книге « Caveman Logic» (2009).
* * Скульптура ангела на главной странице изображения Яны Хоффман
Любовь Царева 15.12.2017 17:36
6249
Двое из лидеров рейтинга богатейших людей мира, уверены: чтобы чего-то добиться в жизни, необходимо читать книги. Business Insider опубликовал их совместный список книг, которые оба гуру регулярно рекомендуют к прочтению.
1. «Creativity, Inc.» Эд Катмулл
Это история Pixar, написанная одним из основателей гигантского компьютерного аниматора. Катмулл делится мудростью и рассказывает об управлении и предпринимательстве, а так же утверждает, что любая компания должна сознательно избегать всевозможных вещей, которые могут стать препятствием на пути творческой реализации сотрудников.
«Мне нравится узнавать из первых рук, как люди создают отличные компании, такие как Pixar, и внедряют инновации и творческий подход», – писал .
2. «Джин: интимная история» Сиддхартхи Мукерджи
Наука о геноме вряд ли может считаться предметом основного интереса масс, но говорит, что Мукерджи сумел уловить ее актуальность для повседневной жизни людей. Он стремится ответить на большие вопросы, касающиеся наших личностей и того, что делает нас самими собой.
«Мукерджи написал эту книгу для широкой публики, потому что он знает, что новые технологии генома находятся на пороге, того, чтобы затронуть нас всех по-разному», – заявил Гейтс. Мукерджи – это тот, кого Гейтс называет «четверной угрозой» – он практикующий врач, учитель, исследователь и автор.
3. «Лучшие ангелы нашей природы» Стивена Пинкера
Цукерберг признает, что эта 800-страничная книга, написанная гарвардским психологом выглядит пугающей. Однако она написана легко. Цукерберг считает, что исследование Пинкера о том, как доля насилия в мире со временем уменьшилось, несмотря на увеличение 24-часового цикла новостей и появление социальных сетей. Гейтс также считает эту одну из самых важных из тех, которые он когда-либо читал, так как книга дает надежду на изменение мира к лучшему.
4. «Лидер банды на день» Суджира Венкатеша
Венкатеш – профессором социологии Колумбийского университета, который участвовал в радикальном социологическом эксперименте и для этого вошел в чикагскую банду в 1990-х годах. Цукерберг говорит, что история Венкатеша вдохновляет на общение через экономические и культурные барьеры.
5. «Сапиенс: краткая история человечества» Юваля Ноа Харари
Мы не всегда были единственным видом человека на Земле – примерно 100 000 лет назад их было шесть, но выжили только homo sapiens. Как так получилось?
«И Мелинда, и я читали эту книгу, и это вылилось во множество замечательных разговоров за нашим обеденным столом, – сказал Гейтс. – Харари берет на себя сложную задачу: рассказать всю историю человеческого рода всего за 400 страниц». Но автор не останавливается на прошлом. Он смотрит в будущее, в котором генетическая инженерия и искусственный интеллект делают наше определение «человека» еще более размытым. «Я бы порекомендовал Sapiens всем, кто интересуется историей и будущим нашего вида», – добавил Гейтс.
6. «Обуть собаку» Фила Найта
Соучредитель Nike, выпустил первую инсайдерскую книгу о всемирно известном бренде. Гейтс называл книгу «освежающе честным напоминанием» о том, что путь к успеху никогда не является прямой линией, но извилистый путь изобилует разногласиями и взаимными обидами.
«Я встречался с Найтом несколько раз за эти годы, – сказал Гейтс. – Он ужасно милый, но так же тихий и не так-то легко узнать, что у него на уме. Здесь Найт раскрывается настолько, насколько готовы раскрыться лишь немногие руководители».
7. «Структура научных революций» Томаса С. Куна
Благодаря взгляду на эволюцию науки и ее влияние на современный мир книга стала «одной из самых цитируемых академических книг всех времен», согласно Стэнфордской энциклопедии по философии. Цукерберг считает, что осознание того, как научные прорывы становятся катализаторами социального прогресса, может быть «силой, работающей на общественное благо». Книга Куна известна тем, что вводит термин «сдвиг парадигмы», в ней приводятся примеры в научной истории, когда перспектива была существенно сдвинута, например, когда квантовая физика заменила ньютоновскую механику.
8. «Теория струн» Дэвида Фостера Уоллеса
Нет, речь не о научной теории струн. Книга представляет собой сборник эссе Уоллеса, причем все они вращаются вокруг одной темы – теннис. Это любимая игра покойного автора. Гейтс говорит, что он пытался вернуться в спорт после того, как некоторые мелкие профессиональные дела (например, запуск одной из крупнейших технологических компаний в мире и становление знаменитым филантропом) мешали. «Вам не нужно играть или даже смотреть теннис, чтобы любить эту книгу, – сказал Гейтс. – Уоллес владел ручкой так же искусно, как Роджер Федерер владеет теннисной ракеткой».
9. «Почему нации терпят неудачу» Дарона Ацемоглу и Джеймса Робинсона
Авторы утверждают, что «добывающие правительства» используют средства контроля, чтобы обеспечить власть избранных, а «всеохватывающие правительства» создают открытые рынки, которые позволяют гражданам свободно тратить и вкладывать деньги. Они также говорят, что экономический рост не всегда указывает на долгосрочное здоровье страны.
10. «Проблема трех тел» Сиксина Лю
«Проблема трех тел» была впервые опубликована в Китае в 2008 году, а недавний английский перевод получил премию «Хьюго 2015» как лучший научно-фантастический роман. Действие происходит во время Культурной революции Мао Цзэдуна и начинается, когда инопланетная раса решает вторгнуться на Землю после того, как китайское правительство тайно отправляет сигнал в космос. Цукерберг назвал книгу «забавной» и дающей возможность отвлечься от более тяжелого интеллектуального чтива.
Shortlisted for the Samuel Johnson Prize 2012This acclaimed book by Steven Pinker, author of The Language Instinct and The Blank Slate, argues that, contrary to popular belief, humankind has become progressively less violent, over millenia and decades. Can violence really have declined? The images of conflict we see daily on our screens from around the world suggest this is an almost obscene claim to be making. Extraordinarily, however, Steven Pinker shows violence within and between societies - both murder and warfare - really has declined from prehistory to today. We are much less likely to die at someone else"s hands than ever before. Even the horrific carnage of the last century, when compared to the dangers of pre-state societies, is part of this trend. Debunking both the idea of the "noble savage" and an over-simplistic Hobbesian notion of a "nasty, brutish and short" life, Steven Pinker argues that modernity and its cultural institutions are actually making us better people."One of the most important books I"ve read - not just this year, but ever ... For me, what"s most important about The Better Angels of Our Nature are its insights into how to help achieve positive outcomes. How can we encourage a less violent, more just society, particularly for the poor? Steven Pinker shows us ways we can make those positive trajectories a little more likely. That"s a contribution, not just to historical scholarship, but to the world" Bill Gates"Brilliant, mind-altering ... Everyone should read this astonishing book" David Runciman, Guardian"A supremely important book. To have command of so much research, spread across so many different fields, is a masterly achievement. Pinker convincingly demonstrates that there has been a dramatic decline in violence, and he is persuasive about the causes of that decline" Peter Singer, New York Times"[A] sweeping new review of the history of human violence... the kind of academic superbrain that can translate otherwise impenetrable statistics into a meaningful narrative of human behaviour...impeccable scholarship" Tony Allen-Mills, Sunday Times"Written in Pinker"s distinctively entertaining and clear personal style...a marvellous synthesis of science, history and storytelling" Clive Cookson, Financial Times"Pinker"s scholarhsip is astounding...flawless...masterful" Joanna Bourke, The TimesSteven Pinker is the Johnstone Family Professor in the Department of Psychology at Harvard University. Until 2003, he taught in the Department of Brain and Cognitive Sciences at MIT. He conducts research on language and cognition, writes for publications such as The New York Times, Time and Slate, and is the author of six books, including The Language Instinct, How the Mind Works, The Blank Slate and The Stuff of Thought.
Пинкер меня не в первый раз удивляет. Не то чтобы я был о нем худшего мнения, но я обычно не ожидаю такого сильного впечатления от длинной нехудожественной книги.
Это местами подстрочник, местами пересказ отрывка из введения, из которого примерно понятно, о чем будет дальше. Я там время от времени начинал выделять каждый второй-третий абзац, и в результате получилось слишком много, чтобы я мог хотя бы выбрать, какие отрывки еще пересказать. Собственно идеи звучат довольно просто и очень странно, но собранные данные хороши и в большинстве длинных рассуждений я слабых звеньев не увидел.
“Эта книга - история о шести тенденциях, пяти демонах и четырех ангелах человеческой природы и пяти исторических процессах.
1) Шесть тенденций (главы 2–7).
Чтобы увязать многочисленные эпизоды, показывающие, как в жизни нашего вида стало меньше насилия, я объединяю их в шесть основных тенденций.
- Первой из них, занявшей несколько тысячелетий, стал переход от анархического состояния охотников и собирателей, в котором наш вид провел большую часть своей эволюционной истории, к первым земледельческим цивилизациям с городами и правительствами, начавшийся примерно пять тысяч лет назад. С этим переходом связано снижение “естественного” количества постоянных набегов и усобиц между соседями и примерно пятикратное уменьшение количества насильственных смертей. Я называю этот переход процессом укрощения.
- Второй переход занял более пятисот лет и лучше всего задокументирован в Европе. В период между Средневековьем и ХХ в. в европейских странах количество убийств сократилось в 10–50 раз. Социолог Норберт Элиас в своей книге “Процесс цивилизации” называет причиной этого удивительного сокращения объединение мелких феодальных территорий в крупные королевства с центральной властью и торговой инфраструктурой. Следом за ним я называю эту тенденцию процессом цивилизации.
- Третья трансформация началась в 17–18 веках в эпоху Просвещения (хотя у нее были предшественники в классической Греции и в эпоху Ренессанса, а также параллели в других частях света). В это время появились первые организованные движения за отмену таких социально одобряемых форм насилия, как деспотизм, рабство, дуэли, пытки в судебных процессах, убийства по мотивам суеверий, жестокие наказания и жестокое обращение с животными. Историки иногда называют этот процесс Гуманитарной революцией.
- Четвертый переход состоялся после конца Второй мировой войны. Две трети столетия спустя наблюдается исторически беспрецедентное положение: могущественные державы и вообще развитые государства перестали воевать между собой. Историки назвали это состояние Долгим миром.
- Пятая тенденция тоже относится к вооруженным конфликтам, но проявляется не так заметно. Хотя читателям новостей должно быть трудно в это поверить, но после конца Холодной войны в 1989 количество организованных конфликтов всех видов: гражданских войн, геноцидов, репрессий в странах с автократическими режимами и террористических атак - сократилось по всему миру. Поскольку это новое положение дел еще не выглядит устойчивым, я буду называть его Новым миром.
- Наконец, в послевоенную эпоху, начавшуюся с символического принятия Всеобщей Декларации прав человека, мы видим растущее противодействие агрессии в меньших масштабах, включая насилие против этнических меньшинств, женщин, детей, гомосексуалов и животных. Эти производные от идеи прав человека - гражданские права, права женщин, детей, ЛГБТ и животных - были установлены каскадом движений начиная с 1950-х до сегодняшнего дня, который я буду называть Революцией прав.
2) Пять демонов
Многие люди интуитивно представляют себе насилие в виде гидравлической системы: будто у людей есть внутреннее стремление к агрессии (инстинкт смерти или жажда крови), которое накапливается и которое время от времени нужно выпускать. Современная наука совершенно по-другому понимает психологию насилия: агрессия не может быть результатом одного стремления или нарастающего позыва; она может быть результатом нескольких психологических систем, которые отличаются по запускающим их внешним воздействиям, внутренней логике, нейробиологической основе и социальному распределению. Пять из них описаны в главе 8:
- Хищническое или инструментальное насилие используется просто как средство достижения цели.
- Доминирование - стремление к влиянию, престижу, славе и власти, которое может принимать формы от мачизма до борьбы за превосходство среди расовых, этнических, религиозных или государственных сообществ.
- Месть - результат нравственного стремления к справедливости, требования расплаты и наказания.
- Садизм - получение удовольствия от страдания другого.
- Идеология - общая система убеждений, обычно включающая утопическое видение будущего, оправдывающее неограниченное насилие ради неограниченного блага.
3) Четыре добрых ангела (глава 9)
Люди по своей природе не добры (и не злы), но они наделены способностями, которые могут направить их от насилия к сотрудничеству и альтруизму:
- Эмпатия дает нам возможность чувствовать чужую боль и учитывать чужие интересы, как свои.
- Самоконтроль позволяет нам предвидеть последствия импульсивных действий и предупреждать их.
- Нравственное чувство сакрализует множество норм и табу, которые регулируют взаимодествия людей внутри культуры, иногда уменьшая уровень насилия, но иногда увеличивая его.
- Способность рассуждать позволяет нам освободиться от узости своей единственной точки зрения, рефлексировать о нашем образе жизни, придумать, как его улучшить, и эффективнее пользоваться возможностями остальных “ангелов” человеческой природы.
4) Пять исторических сил (глава 10):
В последней главе я постараюсь объединить психологию и историю и назвать внешние силы, которые дали преимущество нашей мирной стороне и обусловили понижение уровня насилия.
- Левиафан - государство с судебной системой и монополией на законное применение силы - способно ослаблять искушение подданных применить насилие ради выгоды, сдерживать их стремления к мести и обходить их самооправдывающие предубеждения, из-за которых все считают, что правда на их стороне.
- Коммерция - это игра с положительной суммой, в которой все участники могут быть в выигрыше; по мере того как технический прогресс позволяет обмен товарами и идеями на бóльших расстояниях и между бóльшим количеством участников, окружающие люди становятся ценнее живыми, чем мертвыми, и с меньшей вероятностью подвергаются демонизации и дегуманизации.
- Феминизация - это процесс, в котором культуры постепенно признают ценность и интересы женщин. Поскольку насилие свойственно в большей мере мужчинам, культуры, в которых женщины имеют влияние, как правило, уходят от прославления насилия и в них не так часто возникают опасные субкультуры незанятых юношей.
- Такие движущие силы космополитизма, как грамотность, возможность путешествовать и средства массовой информации, позволяют людям принимать точку зрения других, непохожих на них людей, и расширять свой круг эмпатии, чтобы включить их в него.
- Наконец, постоянно расширяющееся применение знаний и рационального мышления к человеческой жизни - “эскалатор разума” - может помочь людям признать бессмысленность циклов насилия, ограничить предпочтение собственных интересов перед общими, и подойти к насилию как к проблеме, которую следует решить, а не как к состязанию, которое нужно выиграть.
Когда знаешь о том, что насилие отступает, мир выглядит по-другому. Прошлое кажется менее невинным, а настоящее - менее ужасным. Начинаешь ценить маленькие дары совместного существования в мире, которые нашим предкам показались бы утопией: люди разных рас могут быть одной семьей и вместе играть в общественном парке; комики могут отпускать шутки о главнокомандующих; государства находят способы спокойно отступить от эскалации конфликтов вместо развязывания войн. Я не хочу сказать, что это знание приводит к благодушию: мы сейчас живем в мире, потому что наши предшественники ужасались насилию в свое время и боролись против него, и нам так же следует бороться с тем насилием, которое остается в наше время. Именно признание, что уровень насилия падает, помогает понять, что эта борьба стоит усилий. До сих пор мы могли рассуждать о человеческой бесчеловечности в моральных категориях. Теперь, когда мы знаем, что она отступает под давлением каких-то факторов, мы можем размышлять о ней в категориях причины и следствия. Вместо вопроса “Почему люди воюют?” мы можем спросить “Почему люди живут в мире?”, и задуматься не только о том, что с нами не так, но и о том, что у нас получается хорошо. Потому что мы определенно что-то делаем правильно, и хорошо бы знать, что именно.”
The Better Angels of Our Nature, by Steven Pinker